Снова добавка

[kiliel]

Добрый день!
Надеюсь, здесь не возбраняется выкладывать фанфики, которые в процессе? Говорить кратко я умею плохо, а поделиться - горит и чешется... Если возбраняется, я уберу!
Название: Цветок ацеласа
Фандом:The Hobbit
Автор:  Джилл Мориган
Бета:  Janrett
Жанр: романс, экшен, занавесочная история - все в один винегрет!
Пейринг: килиэль, разумеется
Размер: пока не знаю
Рейтинг: пока не знаю
Предупреждение: ахтунг, тут тильбо в анамнезе! И флаффа полно! И небрежение и каноном, и киноном в пользу авторской фантазии!
Статус: в процессе
Отказ: все, что взяла поиграться, потом честно верну Профессору. Ну и про лес, наверно, слегка приобщилась к МамеЛене, так что пусть и она извинит...
Аннотация: по сути, этот фик - продолжение к уже написанному по «Хоббиту» фанфику. Там писалось на заявку с тильбо-феста, но до деанона дело еще так и не дошло, а на сиквел в связи с третьим фильмом пробило просто горит и чешется - тут пошла совсем уж отсебятина…

Точно читать дальше?

Сколько бы пафоса ни вложил в свою торжественную речь Трандуил, в душе у него точно творилось сплошные танцы. Тауриэль, признаться, была не из тех сокровищ, которыми сильно дорожат, а в свете последних событий союз рыжей поганки с одним из гномьих принцев выглядел вполне себе мудрым политическим ходом, мол, да процветают мир и любовь меж народами Средиземья! Заодно и уберется чуть подальше эта явная родственница феанорингов, от которой постоянно учился плохому Листочек...
Как ни дорожил своей свободой гном по имени Кили, существовали некоторые вещи и не-вещи, на которые всю эту независимость менять можно было не глядя. И если судьба была ему умереть во цвете лет... тьфу, закончить свой жизненный путь окольцованным, то только с такой: Махал, как эльфийка ловко управлялась с метательными ножами! Гномьи женщины тоже умели обращаться с оружием, но ни одна из них не повела бы отряд - потому что женское ли это дело! А эта только шпынять своих остроухих успевала. А уж за словом в карман не лезла, не каждая гномка так сможет - весело оскалиться в ответ на брошенное Фили:
- Да у них все мужики на девок похожи!
- Тебе грудь показать?
Фили не услышал, зато Кили от такого предложения отказываться не подумал, всю дорогу до темниц Лихолесья потом пронудев:
- Ну покажи, ты же обещала... Ну хоть краешек... Ну я ни разу ещё эльфийскую не видел...
Кили никогда не задумывался над этим, но точно не предполагал, как окажется здорово сидеть рядом и, куря забористый хоббичий табак, говорить... нет, тут уже будет уместно будет слово "гнать"... Так вот, сидеть, раскуривая одну на двоих трубку убойной "Принцессы Грезы", и гнать обо всем подряд, оказалось тоже весьма и весьма недурно. А уж как здорово оказалось, когда Рыжая прикрывала спину в заварившейся в итоге потасовке, которую потом летописцы окрестили Битвой Пяти Воинств! А на ощупь рыжая оказалась ещё приятнее, да и от близкого нахождения рядом с ней голову вело почище, чем от "Принцессы"... Так, что Кили снова начинал, что называется, гнать. И говорить все, что у трезвого или не накурившегося обычно остаётся исключительно на уме. Например, "Я люблю тебя!"
Тауриэль не задумывалась над тем, что когда-то и с кем-то разделит свою жизнь. Король Лихолесья, было дело, говорил, что, мол, когда эльфийка достигнет достаточно зрелого возраста, то наверняка как-то сам собой появится и достойный жених... Но Трандуил не то пытался заставить негодную девчонку одеться в платье, не то просто сам себя успокаивал. Так или иначе, но мысли о том, чтоб с кем-то разделить жизнь, бедовую рыжую голову почти не посещали. Хорошо бы, чтоб с ним можно было так же весело шататься по Лесу, как с Леголасом, а ещё лучше - чтоб при этом он не был таким занудой, как Леголас, этот жених.
Что ж, гном отлично подходил под это расплывчатое пожелание: с тех пор, как отряд Торина Дубощита ступил в Лихолесье, веселье началось то еще! С этим Кили из рода Дурина было так забавно цапаться и перепираться! А болтать обо всем подряд или целоваться было уже не забавно - но как же хорошо оно оказалось! Как хорошо было заснуть рядом в Озером Городе - даром, что для сна была всего-то лавка на первом этаже, и сон этот был прерывистым и неглубоким, точно у дикой зверюшки: потому что то щупала лоб, уходит ли ядовитый жар, то, очнувшись в испуге, проверяла дыхание Кили... Под утро, когда стало понятно, что ацелас, немного чар и крепкий молодой организм вместе победили яд орочьей стрелы - вот тогда забылась уже крепко. Как крепко засыпали потом, в осаде в Горе. И пусть бы предчувствие беды стократ более страшной, чем дракон, не уходило из сердца ни на секунду, пусть самовольный уход от эльфов (да ещё и унести с собой еды и стрел побольше) вообще-то назывался изменой; пусть под каменными закопченными сводами дышалось куда тяжелее, чем в лесу... Пусть постель была наспех сооружена из тёплых плащей, а вместо спетых подобающих гимнов было под дверью неловкое от Фили:
- Я это... Скажу парням, чтоб не тревожили, пока тихо...
И их и вправду не тревожили. Ровно до тех пор, пока было тихо.
Битва запомнилась вовсе не так хорошо, как могла бы, и вполовину не так плохо, как хотелось бы. Лица людей, гномов, эльфов, оскаленные орочьи морды, все в сплошной и страшной мешанине... Как они с Кили умудрились почти не потеряться, непонятно. Но добрый Эру дал увидеться перед смертью, правда, умирать совсем не хотелось... а ещё сильнее не хотелось, чтоб умирал этот проклятый гном.
- Я тебе покажу... я тебе покажу...
"Я тебе покажу, как умирать, придурок, не смей!" Но на всю фразу сил не хватило, и оставалось только заплакать: до него и не добраться было, не дотянуться... А придурок оскалился в ответ:
- Грудь покажешь? - и начал кашлять красным.
***
Добрый Эру их пожалел. Вообще много кого пожалел, дозволив остаться живыми... И пусть кому-то долго теперь было не посмеяться и не позубоскалить, и даже дышать приходилось очень потихоньку, и пусть две сломанных ноги тоже только мешали, Кили улыбнулся:
- В гости будем друг к другу...
В гости - вот и вся она ваша любовь!
В гости попасть друг к другу было действительно тяжело, дорога была трудная и опасная... А если в обход, то целых восемь шагов, и в итоге они на следующий день встретились гораздо ближе, на нейтральной территории. В Эреборе у гномов легко хватило бы места всем, и людям, и эльфам, но после дракона много что нуждалось в восстановлении, и потому пригодную для жилья комнату приходилось пока делить с Фили – его-то кровать нейтральной территорией и стала. Но каждый из них так устал за свои четыре шага, что глаза сами собой закрылись и почти сказанное замерло на губах...
Совместный сон - он вообще великое дело. Фили только присвистнул, заглянув:
- Вот тебе и сходил отлить!
Но в ситуацию вник, быстренько собрал свои вещи и переселился. Вообще в соседний ярус, где устроились люди.
Ноги срастались отвратительно медленно, но ровно так, чтоб Кили не было обидно одному ползать по стенкам; смешной гном постоянно нес всякую ерунду, будто они двое - ковыляют, как состарившиеся вместе... Наверняка и по голове ему дали гораздо сильнее, чем казалось.
Но теперь и в самом деле, когда на костылях, жилось очень неторопливо. Доползти до балкона, там и осесть на полдня с трубкой... "Курить охота!" - завистливо жаловался Кили, усердно дыша свежим воздухом. И гномы, и люди торопились хоть кое-как отстроиться, пока зима совсем не ударила, а по весне наверняка тут, снаружи, все будет покрыто строительными лесами... Все, кто был в силах, были заняты делом, а они оба абсолютно точно бездельничали, укрытые одним плащом на улице или одним одеялом под крышей.
В один из дней Кили, придурок, притащил в комнату... живого пони!
- Это что?
- Это вместо твоих деревяшек! Балин рассказывал про тёплые подземные купальни с лечебной водой - оказалось, они очень даже целы! Гномы все, что строят, строят на века, никакие трубы не повреждены, хоть сейчас пользуйся!
Это и вправду оказалось волшебное место с чудесной горячей водой, а горный пони, больше похожий на заросший шерстью диван, запросто довозил на своей широкой спине эльфийку до самих купален. Правда, в первый вечер этот пони пожевал брошенные на краю купальни штаны Кили, а в другой раз прогрыз на рубашке Тауриэль дыру во всю спину, а ещё разок, заскучав, ушёл гулять... Но как же здорово оказалось плавать в этой горько-соленой воде - ведь она будто сама держит на поверхности! Они не могли гоняться друг за другом, и только бестолково брызгались, сидя на каменных скамейках бассейна. Смеялись, искоса рассматривая друг друга при теплом свете ламп и жалея, что хоть это уединение никто не нарушает, но только потому, что все в курсе этого вечернего моциона, а на входе уже непременно кто-то будет караулить - ура, место освободилось!
Неизвестно, много ли полезного и волшебного было в тех купальнях, но Кили легче дышалось от соленого и не всегда ароматного пара, а ноги у Тауриэль хотя бы переставали болеть от тепла... А потом они возвращались и так и засыпали вместе - от чистого белья пахло приближающейся зимой.
Они, будто два зверька, пережили эту зиму, спрятавшись в нору, и все, что происходило вокруг, будто бы шло мимо них. Да, эльфы оставались помочь людям или гномам, а кое-кто точно так же поначалу отлеживался в Эреборе. Да, гномий Король-Под-Горой позволил такое бесчинство по той причине, что долгое время не очень-то был в состоянии позволять или не позволять чего-либо, а основные дела и заботы свалились на Фили и мудрого Балина...
Весна была долгой и медленной, но однажды в окно грянуло проснувшееся солнце и позвало на волю. Помнится, в одно из утр они, выбравшись из своего общего гнезда, под жаркие лучи, поначалу просто орали, радостно и бессмысленно, словно птицы, а потом, разом, сорвались с места. И тут оказалось, что уже не нужны костыли или палки, а на пони вполне получится добраться почти куда угодно. Они добрались до края долины, и вернулись обратно только в сумерках - ох и ругался же дядя Торин за это самовольное путешествие! Он и раньше не отличался кротким нравом, а за время, пока оправился от ран и пока брался за дела (а дел у Короля-Под-Горой нашлось немало!), характер Торина сделался ещё сварливее. Хотя, это, может, все было ещё и потому, что дяде-то эту весну не было с кем разделить. Кили не был слепым и знал, что не все здесь так просто, и что, возможно, в вечно неважном настроении Торина виноват кто-то конкретный. Тот, кто покинул Эребор сразу после Битвы. Полурослик, взломщик.
Здесь и в самом деле все было не так просто - ведь ссора вышла у дяди и хоббита нешуточная, но была она не просто ссорой между друзьями или соратниками, а еще и размолвкой между любовниками. Мало кто, кроме отряда, пришедшего отвоевывать Одинокую Гору у дракона, был осведомлен о настоящей сути произошедшего - нравы гномов были не такими вольными, как кто-то их себе представляет... Но с каким бы тяжёлым сердцем не возвращался в Шир хоббит, на душе у Торина было, очевидно, гадко не меньше. В некоторые дни ему вовсе было лучше на глаза не попадаться.
Кили вот попался.
- Отлично, - проронил дядя напоследок, - Можешь с завтрашнего дня приступать к охране стен, доспех и оружие знаешь, где взять... И женщину свою делом займи, не шить или на кухню, так хоть оружейную разбирать, все-таки уборка - дело женское...
- Всех обосрал! - прокомментировал ситуацию Кили вслед уходящему королю.
- Уборка! Буээ, женское дело!
Но все-таки приказ выполнять взялись, в дни отдыха продолжая выбираться пешком или верхом - наверно, это и было правильно, чтоб восстановить прежние силы. Они уезжали, они возвращались; в соленые и серные купальни всегда было много желающих, но просто занять мыльню можно было всегда - скребли мочалками друг друга, пока кожа не начинала скрипеть под руками, а потом – завернувшись в простыни, сидели на тёплых лавках, потягивая принесенное с ледника пиво. И снова гнали о чем попало...
Матушка, заявившаяся ещё в конце зимы, неодобрительно головой качала, но ни словом не упрекнула за все творимое беззаконие. Все живы - и это прекрасно. Только раз, когда нечаянно зачем-то, возвращаясь с ярмарки, подъехала к озеру как раз с того края, где Кили и Тауриэль, наплававшись всласть, устроились среди высокой травы, сердито всплеснула руками.
- Ну вы бы хоть...
Огляделась: одежда валяется одним общим комом далеко в стороне...
- Ну вы бы хоть поженились для начала...
У матушки были свои забавные причуды.
А они, двое, если честно, не трогали друг друга всю зиму (сломанные ноги или воспаление на пробитом насквозь легком очень способствуют воздержанию, знаете ли!), и теперь, называется, дорвались…
Беда пришла, откуда не ждали: в Эребор заявился Леголас. С официальным визитом и с посланием от Трандуила.
- Отец не очень-то добр в последнее время, зато расспрашивал про тебя. Что-то мне подсказывает, хорошего от этого письма ждать не следует.
Предателей не любит никто - в Лихолесье Тауриэль возвращаться и не собиралась, но вдруг бы лесной король потребовал ее выдать! Дожидаться печального финала Кили и не собирался:
- Пусть попробует, пусть только попробует...
И до вечера куда-то исчез.
Вообще-то они ужинали с Кили когда придётся и где придётся, и на большой главной кухне бывали чаще, чем в зале... Было дело, матушка Дис пыталась приобщить и Тауриэль к готовке, но та хитро отговорилась тем, что у эльфов такой обычай, что готовят исключительно мужчины... Так или иначе, но появление в зале и Кили, и его эльфийки, было скорее исключением, чем правилом, а уж то, что Кили при этом был не чуть чище трубочиста, а разодет в пух и прах - явление вовсе почти неслыханное.
Дядя Торин вежливо и церемонно приветствовал гостя, но поднять кубок, договорив, ему внезапно не позволил Кили, вклинившись в эту речь и пафосно объявив, что дорогой гость явился очень вовремя. Потому что такое радостное событие пропускать не стоит...
И, вытащив кольцо, откованное только-только днём, сообщил, что в ближайшее время собирается жениться. У дяди Торина от такого даже вино пошло не в то горло, а матушка немедленно расплакалась. Сначала расплакалась, потом - вполголоса выругала Кили, что мог бы и предупредить, ведь ужин по такому случаю должен быть праздничным, а молодая точно не должна сидеть в старой куртке и, прости Махал, штанах...
- Без штанов-то всякого лучше, да? - ехидно прокомментировал Фили.
Поднялся кавардак, кто-то уже поздравлял, разливая по кружкам, матушка ругала Фили, плакала и шумно радовались одновременно... И посреди этого сумасшедшего дома Тауриэль молчала, сопела, как сердитый ёжик, и краснела так, что веснушки с лица все куда-то подевались.
- Ладно тебе, зато никто не станет теперь обратно в лес гнать... То есть, я все равно давно собирался! Тебе кольцо-то хоть немного понравилось?
К мелкой ювелирной работе у Кили и в самом деле был талант.
- Я не очень умею такие, но похож, нет? Бофур смеялся, что с эльфийской работой спутать можно...
Потому что вместо традиционного узора кольцо больше всего напоминало цветок ацеласа - случайно зацепился, и так и остался на руке...
- Похож. Но вообще - мог бы предупредить! И что в ответ полагается мне? Могу почистить пони или поточить оружие. Ну, то есть, могу ещё что-нибудь кому-то сломать или вывихнуть...
Фили снова развеселился, подмигнув единственным своим глазом и шепотом сообщив, что угадала, есть такой обычай - новобрачная символически полирует боевую секиру, мол, есть, что и есть, кому полировать... Матушка Дис шепотом отругала старшего, назвав похабником:
- А ты, девочка, не слушай!..
Торин своим лицом не уступал по цвету эльфийкиному и явно готовился основательно так закипеть... А потому выдохнул – ровно пар сбросил! – и пожал плечами:
- Что ж, в таком случае, пусть разрешение Трандуила вернуться в Лихолесье будет достойным подарком для твоей возлюбленной, дорогой племянник…
Возможно, дядя Торин еще на что-то легкомысленно надеялся. А может, еще и одинокая весна его так огорошила. А может, благодаря умнику Фили было решено махнуть рукой на Кили и позволить ему делать все, что заблагорассудится. А может, еще и матушка успела пару десятков раз проехаться дяде по ушам…
О свадьбе той долго потом говорили, ей нашлось место в хрониках эльфов и летописях гномов; а женское население Средиземья, вдохновившись, требовало от мужей или любовников непременно «колечко с эльфийским цветком». Сам король эльфов посетил праздник и едва не усыпил гостей своей полной пафоса речью, но, напившись, оказался на редкость веселым и компанейским, а в качестве напутствия оправданной предательнице выдал:
- Что, поганка, допрыгалась? Так тебе и надо!
И ушел пить дальше.
- Есть вещи и не-вещи, за которые действительно следует повоевать! – как-то совсем по-стариковски вздохнул дядя. – И за которые действительно не жалко ни свободы, ни жизни…
И ушел пить дальше.
Матушка ничего не сказала, только в очередной раз расплакалась, а потом пошла наводить шороху дяде Торину. И двоюродному дяде Даину, потому что они пьяные как раз собирались учить пьяного эльфийского короля метать топоры.
Фили тоже ничего не сказал, потому что в это время пил.
- Ну… что там у нас полагается… это… согревать друг друга своей любовью?
Тауриэль только хихикнула, выпутываясь из платья и облачаясь в привычные штаны и рубаху. Сказать бы, что абсолютно бесстыже, но кто тут и чего не видел.
- Щас. Я вся ваша, господин супруг мой, но сначала – пожрать! Затянули в эти тряпки, что и дышишь через раз, и только и смотришь, чтоб из выреза все богатство не выпрыгнуло…
Тауриэль носила женское платье так редко, что повод для этих неудобных одежд должен был быть достаточно существенным - оказалось, свадьба это тоже вполне себе повод. Некрасивая и на редкость невзрачная, что по эльфийским меркам, что по гномьим, она не превратилась в ослепительную красавицу, задрапированная в мили тонких тканей. Но оказалась на удивление милой и забавной кое-как зашнурованная и необутая, и с драгоценными цветами в причудливых косах…
А потом празднества закончились, гости разъехались, и все, как оказалось, пошло вот точно по-старому. Кили дежурил на стенах, а Тауриэль следила за надлежащим видом оружейной. Иногда они вместе выезжали гонять остатки орков или чистить лес от пауков, а в свободные дни просто уезжали на берег озера. Иногда присоединялся к таким вылазкам и Фили, но достаточно редко, и, надо отдать старшему брату должное, всегда находил предлог отлучиться, оставив Кили и Тауриэль наедине. Они ужинали на кухне, пересказывая друг другу события прошедшего дня и смеясь шуткам друг друга, или же вовсе под открытым небом, выбравшись перед сном поглядеть на звезды и луну… А потом, как и прежде, вдвоем ныряли под одеяло, и свежее белье пахло зимним холодом – наверно, чтоб было еще приятнее согревать друг друга.
***
Матушка очень быстро привязалась к Тау - однажды даже подарила ей собственноручно сшитое платье:
- Все равно ведь носить часто-то не будешь, но мне приятно!
А еще иногда бралась за гребень, который ей самой достался от свекрови – тяжелый, потому что выточенный не из кости, а из камня, - и причесывала Тауриэль до тех пор, пока ее волосы не становились гладкими, будто шелк, а потом плела косы, украшая тяжелыми заколками. К таким волей-неволей приходилось иногда в женское одеваться, а Кили от получившейся картины, сопел, вздыхал и признавал, что красиво…
Со временем дядя Торин, кстати, тоже привык. Нельзя сказать, чтоб привязался к рыжей, но скупой похвалы пару раз удостоил – а это, считай, всему эльфийскому роду благословление выдал.
Вообще дядя не то, чтоб сдал, такие по триста лет живут и крепнут только, но, как однажды проговорился Фили (а Фили случайно услыхал от Балина, а Балин не иначе сам додумал), выгорел Торин очень сильно.
- Да ладно тебе, ни одного ожога!
- А он изнутри! – подала голос эльфийская мудрость, швыряясь в сумке Кили на предмет нахождения кисета с трубочным зельем. – Тело здорово, а дух подточен.
И это, наверно, было правдой.
Одержимость Аркенстоном после Битвы как-то очень быстро сошла на нет - словно схлынула тяжелая заразная болезнь, от которой если не гибнут сразу, то потом живут до глубокой старости, не хворая. Камень, водворенный обратно в сокровищницу, не занял там какого-то особого места – просто еще один из многих, и не более. Эребор восстанавливался, отстраивались людские поселения – и Торин принимал во всех делах самое живейшее участие. Налаживались торговые связи с дальними землями – Рохан и Гондор были вовсе не против долго и выгодно дружить с королевством гномов! А по совести, иногда казалось, что Торин просто хватается за все подряд, и, исполнив собственную мечту, плохо знает, как теперь жить дальше. Как будто проклятый камень был у него вместо сердца, а, вернувшись в хранилище, оставил после себя незарастащую темную рану, полную тоски… Или эта рана была нанесена совсем не камнем!
- Полурослик?
- А ты сомневался?
Хоббита, в отличие от камня, выкидывать или возвращать, когда вздумается, было невозможно. Он, этот хоббит, всегда малым был упертым, и, когда закончилась эта война, то очень быстро отправился обратно в свой Шир – даром что из всех предложенных сокровищ взял что-то совсем уж смехотворное, вроде маленького сундучка с золотом, и даром что явно был еще нездоров после битвы… А когда Торин ожил и даже дошел до кондиции «Поговорить и, хрен с ним, может и извиниться!», то полурослик как раз наверняка уже добрался до Ривендела. Как ни крути, а хоббиты народ гордый, и, если уж им указали на дверь, то переспрашивать не привыкли.
Маялся дядька, одно слово. Хорошо еще, что пить не пытался, а предпочитал глушить тоску делом. Ну и иногда на племянников цыкнуть – тоже забота…
Кили, конечно, сочувствовал, потому что, случись им с Тауриэль поссориться, точно бы от тоски сошел с ума, а еще вернее – быстренько запихнул бы свою дуриновскую гордость куда подальше и только так приполз бы мириться… К счастью, с рыжей ссориться они не собирались. Если уж и донимало их что-то, то, покричав немного, спускали пар в шуточной потасовке. Шуточной потому что на самом деле пытались не столько поколотить друг друга, сколько при каждом выпаде начинали друг друга целовать и лапать – но кто был не в курсе, те только охали:
- Вот ведь вздорную бабу нашел себе! Не каждая гномка так расскандалится!
***
Летом Лихолесье оказалось не таким уж и лихим – возможно, именно потому что было лето; и даже чертоги владыки Трандуила выглядели не в пример приветливее. Возможно, потому что там удалось побывать с парадного входа, а не где-то за решеткой – когда, немного поохотившись, останавливались там отдохнуть. Разумеется, сам Трандуил случайных высоких гостей поприветствовать не собирался, зато Леголас даже пригласил к трапезе.
Пауков вообще в последнее время становилось все меньше, и за весь день удалось истребить только одну тварь – правда, здоровенную и очень шуструю: ухитрилась своим шипом вскользь попасть Тау по ноге. А эта многомудрая женщина (Тау, не паук!) предпочла мужественно отмолчаться, только разве что от ужина почти отказалась:
- Мутит что-то, лягу пойду…
Ох и ругался Кили потом, когда понял, откуда ноги растут у этого дела! Гномы не умеют чаровать, но заварить лечебный сбор сноровки много не надо… А эльфы – они только других чаровать могут…
Когда-то давно, совсем в детстве, у Кили была такая игрушка: на тонкой дощечке был нарисован сказочный город, а сама доска разрезана на множество неровных кусочков. Подумаешь, приладишь, как надо, – и будут тебе и дворец с башенками, и фонтан, и домики с красными крышами. Полдня можно провозиться, пока соберешь… Так вот, левую эльфийскую ногу точно так и собирали. В смысле, кость всю по кусочкам складывали, и, более того, чтоб осколки не расползались, тонкой золотой спицей скрепляли.
Разумеется, паук полоснул по левой, как знал. И пропади она пропадом, такая охота…
Тауриэль слушала ворчание, покаянно кивала и горький отвар из кружки глотала, почти не морщась: как ни крути, а забота. Любовь… Они потом, наругавшись всласть, еще полночи протрепались, вспоминая разные глупости про собственное детство, про самые колючие ветки и самые вкусные в мире ежевичные ягоды на дальней поляне, или - про дядину кузницу и доску, на которой был нарисован сказочный город…
Наутро царапина от ядовитого шипа стала просто царапиной, про которую и не вспомнить, и сразу после завтрака можно было возвращаться в Эребор.
- Тебе не следует пока охотиться на пауков! – за завтраком же поделился своими соображениями Леголас.
- Э? – не понял Кили.
Эльф отмахнулся от гнома, словно от назойливой мухи. Он вообще старался держаться подчеркнуто-дружески с Тауриэль, мужественно старался не замечать почти безобидных подколок со стороны более удачливого соперника, но теперь вдруг покраснел и щеками, и острыми ушами.
- Тау, тебе не стоит пока охотиться!
- Э? – Тауриэль поддернула пропоротую накануне штанину: догадался, что ли? – А ты меня ни с кем не путаешь случайно?
- Леспросыпается… атысказалатебямутит… тебенеследуетохотиться!
Тауриэль вдруг разобрал смех.
- Лес-то тут причем? Всякой новой пакости, что ли, проснулось? – недоверчиво поинтересовался гном.
- Наоборот. Проснулся сам лес, а если лес не заснувший, он сам начинает гнать прочь тьму, - пояснила Тауриэль. – А пробудить лес существует много разных способов, но один известнее прочих…
От ушей Леголаса можно было прикуривать. Наверно, именно поэтому он почти огрызнулся:
- Потому что жизнь притягивает жизнь! Он просыпается, когда там зачинают!
Теперь уже подавился чем-то Кили.
- Я не понял, у вас что? Раз лес так смачно крышей поехал? Вообще никто никогда и ни с кем?
- Лучше так, чем с кем попало! Тауриэль, может, тебе стоит какое-то время…
- Да паук меня вчера тяпнул, вот и мутило!
- И ты ни слова?.. И почему тогда лес?..
- Мало ли кто в лесу шляется? Вон, с Эсгарота, может, прогуляться кто приехал, отдохнуть, пикник устроить… Или проездом – дорога-то все лучше… А что, эльфы вообще ни с кем? Это потому что эльфы или потому что болеете?
Леголас грохнул об стол кружкой.
- Кили, ты – тролль! – веселилась Тауриэль. Потому что осадить бы, пока от гнома тут не пошли клочки по закоулочкам, но вогнанный в краску злой Леголас был зрелищем уж очень редким и эпичным…
***
Не все было так гладко, как хотелось бы. Осенью дядя Торин таки соскользнул в запой. Вернее, попытался соскользнуть, но достаточно быстро пришел в адекват, вразумленный хорошей трепкой от матушки Дис и какими-то зельями от Дори. Зелья эти на вкус сплошь были дрянь дрянью (Тауриэль хорошо это знала, потому что из-за приближающихся холодов ноги начинали немилосердно ныть), но помогали – протошнившись и проспавшись, Король-Под-Горой сделался снова вменяем и просто чуть сильнее, чем раньше, хмур.
Караваны тянулись сюда до самой осени и с появлением хорошего снежного пути собирались быть здесь снова. Многие из гномов вернулись в Эребор, целыми семьями и кланами приходили – и всем находились тут и работа, и забота… Приехали их женщины и дети – и чтоб как-то занять тех детей, которые были уже слишком большие, чтоб неотлучно быть у материнской юбки, но еще малы, чтоб уже всерьез учиться у кого-то из мастеров, в одном из залов, совсем как в былые времена, устроили классы. И вроде при деле малышня, и не шатается где попало, потому что восстанавливать тут надо было очень много и опасных закоулков было больше, чем безопасных; а Тауриэль потихоньку приходила и садилась позади всех – и тоже старательно царапала руны грифелем на листах, потихоньку осваивая местную письменную речь. Устную-то она уже сносно понимала, и как-то Кили застал тут безудержное веселье – придремавший старик учитель не видел, как Тау смеха ради на лету метательными ножами достает подкинутые малышней в воздух предметы. Кто-то уже пожертвовал шапкой, а кто-то – учебником математики…
С большей охотой эльфийка наверняка уехала бы в дозор или хотя бы ушла на стены, но ноги из-за меняющейся погоды вели себя как-то уж очень по-свински, а постоянно заливаться дурманным отваром было чревато привыканием. Так что оставалось рассчитывать на обувь потеплее, горячую воду в серной купальне и что постепенно само пройдет:
- …года так через три. А тут ерунда такая. Вот после того, как когда-то Леголас чуть не утонул, он десять лет вообще даже мыться не мог нормально!
- Грязный ходил?
- Нет. Пользовался лоханью. Ну, совсем маленькой, в которой только чуть-чуть воды убирается…
Не привыкнув сидеть без дела, а еще из-за того, что чаще приходилось именно сидеть, Тауриэль переводила с квеньи какие-то найденные в архивах древние травники. Кили приходил, то лез отбирать перо и целовать густо измазанные чернилами пальцы, то сидел и любовался, улыбаясь, как дурак. То вдруг, рассматривая иллюстрации на полях книг, садился вдруг рядом и начинал перерисовывать травы и корешки на разные обрывки – и тогда появлялись дивные украшения, будто сплетенные из золота и серебра цветы и травы.
- Красивые! – соглашалась эльфийка. Ей как-то милее был устроившийся на руке скромный цветок ацеласа, который был так похож на настоящий…
Здесь, в Горе, на самом деле не бывало холодно или промозгло: грели огромные печи в кузнях, выходили из недр горячие или просто теплые источники… Но теплые чулки из шерсти козлотуров матушка Дис своими руками связала. И теплую безрукавку из цветной пряжи («Потому что вечно курить на улицу убегаешь в чем есть!») соткала – в точности как для Кили.
Здесь было тепло и не было нужды сбиваться поближе друг к другу, но по-другому как-то и не получалось. Матушка с ее прялкой или за станком, старший брат за полировкой оружия или за книгой, или за каким-то свитком, Тауриэль – тоже то за книжками, то за оружием… Дядя, оглядев такое сборище, только хмыкал – а оставался тоже, хоть поговорить о чем-то, случившемся за день, хоть просто с трубкой посидеть у огня. Иногда дядя Торин брался за свою арфу, но пел он теперь почему-то редко.
Только на Зимнее Солнце, было дело, голос прорезался, но тогда дядя опять был сильно выпимши. Тогда все хорошо подгуляли, с крепким медом и хорошим вином проводив старое солнце – и шумно было за столами здесь как совсем в старые времена, о которых сам Кили только из рассказов и знал. И будто сам вдруг оказался в той давней истории, веселясь в чертогах Эребора! И Тауриэль, по случаю праздника нарядившаяся в подаренное матушкой платье и заплетенная, как подобает, красивая до рези в глазах, смеялась и отплясывала не хуже других. И дядька пел в тот праздник все, что только мог вспомнить – а потом, кажется, так и уснул за столом. Ну, матушка говорила, что там уснул, потому что Кили-то добрел к себе благополучно. Где Тауриэль его поддерживала, где он сам ее уговаривал не сильно бушевать: дошли и рухнули просто!
А среди ночи (а может, и под утро) Кили будто подкинуло. Дотянулся до мелко вздрагивающей под одеялом эльфийки:
- Чего случилось? Ноги опять? Растереть? Болит что-то еще?
- Все хорошо! – дернулось под ладонью теплое гладенькое плечо.
- И ты тут от это хорошести поплакать решила, ага?
- Дурак ты, Кили… Ох, дурачок… - рыжая соизволила таки повернуться лицом и в ответ потянулась гладить Кили по макушке, перебирая косички с их заколками. – Ох знал бы ты… Вот так вот живешь тысячу лет… ну, то есть, не тысячу, а сколько есть, столько и живешь, – и тут тебе говорят: поесть не забудь! Носки надень, ноги беречь надо! Никогда ведь… А помнишь, у меня сопли были, а твоя мама мало что поругалась с целителем, так еще и притащила горячего бульона?
Зима, конечно, приходила сюда не чета той, что слегка порошила в Лихолесье. Внизу наметало снега по пояс, так, что редкий день не приходилось пускать из главных ворот запряженных в длинные скребки пони или козлотуров. И не факт, что перед этим не приходилось лопатами чистить для рабочего скота хотя бы тропки: тут вечно жребий кидали, кому нынче не киркой махать, а идти прокапываться…
- …а твой брат говорил с Двалином, чтоб тебя не посылали на Змеиную Горку, потому что она с подветренной стороны... ой, то есть, я тебе этого не говорила! А там, в Лесу, - по несколько тысяч лет и никакого толку… Знал бы ты, какой же ты богатый!..
- Ну, этого-то богатства у нас хватает! Ты сама у меня - чистое золото!
- Кастрюльное, ага… Хорошо с тобой.
- Хорошо, говоришь? Значит, будет только лучше!
И Кили переполз еще поближе, пристраиваясь на очень теплой под рубашкой эльфийской тушке.
***
- Дис! Кой назгул надоумил тебя послать подарок Трандуилу?!
- А что, брат? Зимнее Солнце, шерстяная обновка.
- Безрукавка с совокупляющимися оленями, Дис!

Дальше от 02.01.15

***
Зима, весна, лето и осень так и проходили здесь – будто колесо поворачивалось заново. С весны до осени отстраивался людской город, летом и зимой – шли торговые караваны, летом приходили корабли… Обретал прежнее величие Эребор – не сразу, конечно, но неуклонно. В тишине и безопасности разрасталось поселение, где нынче за главного был Бард, король-лучник… Лес стал безопаснее, а может, еще и эльфы очнулись от своей вековой лени и слегка привели в вид дорогу – открытый торговый путь и им сулил много хорошего! Говорят, правда, что Трандуил из Лихолесья по этому поводу немало сердился на собственного сына, что дорога ему нужна только за тем, чтоб без помех кататься в гномий Город-Под-Горой. Леголас и вправду гостил здесь время от времени, но наверняка тут была виновницей однообразность жизни в Лихолесье, чем любовная тоска. Он даже вроде бы сдружился с Фили, точнее, это они теперь взаимно изводили друг друга не самыми невинными шуточками. То ли как подростки, то ли просто как два недоумка, а ведь поотдельности вроде как были вменяемыми!
- …и поспишь тут, ага! Они не шумели даже сначала, только спинка кровати об стену – бах! Бах! А потом, когда ножка подломилась, то полночи то ругались, то ржали!
- А ты, гном, чуть там от зависти не умер?
- От другого чуть не умер, я ж полгода ни с кем!..
- Болеешь или просто не дают?..
Одно пятое колесо в телеге – оно достаточно неуместное явление, а вот два пятых колеса – это уже довольно странный, но вполне себе дуэт. Шуточки шуточками, а Фили тоже ощущал себя достаточно не у дел. Всю жизнь как-то так выходило, что они с братом были вместе, с самого младенчества, пусть и постоянно конкурировали меж собой – за сладости и игрушки, за одобрение дяди или за внимание матери, Фили гордился тем, что еще помнит отца, а Кили все и всегда уступали, как младшему… И вдруг – пожалуйста! – младший брат обскакал старшего со своей личной жизнью! Допустим, женитьба в юном возрасте была достижением сомнительным, просто оказалась уж очень удачной, наверно, потому что жену себе Кили нашел очень уж непохожую на прочих. Но, как говорится, где взял – там больше нет, а у Фили еще вся молодость была впереди. Юные гномки себя блюли, может, не по своей воле, но по воле отцов-матерей и братьев, зато несколько вдовушек были весьма приветливы – особенно те, которые уже уяснили, что так просто со свободой Фили не расстанется. Эльфийские были на взгляд Фили слишком уж страшноватыми и странноватыми, а по утверждению Леголаса, дожидаться от них благосклонности можно было и тысячу лет…
- Болеете или просто не умеете ничего? За ненадобностью забыли, как пользоваться?
- Зато себе мозоль не натри!
Зато человеческие, бывшие поблизости в абсолютном большинстве, смотрели на Фили и его спутника с интересом и одобрением. Им было достаточно немного красивых слов, безделушки в волосы или на руку в качестве благодарности, а уж шли за Фили они сами и своей волей, и не пугали из ни отсутствие одного глаза и страшный шрам, из-за чего лицо принца казалось перекошенным, ни то, что руку и сердце никто не просил… И наверняка еще потом долго в своих девичьих спальнях припоминали или пересказывали друг другу, как хорош и неутомим был гномский принц.
Главное, понял Фили, чтоб наутро всегда быть дома – чтоб за левым плечом дяди быть, когда дядя на троне, и чтоб не очень-то бросались всем в глаза следы женских ногтей на шее. Потому что дядя мог посмеяться, а мог и разозлиться и припугнуть, мол, вон вроде как у Даина старшая дочка подросла, смотри, кобель, догуляешься!.. Как будто сдалась здесь кому-то эта дуреха. Оно и понятно, что злился Торин не на Фили и его проделки, а что сам не может так с легким сердцем отправиться куролесить с веселыми и ласковыми женщинами, но кто бы ему самому это втолковал!
- Женю!
Каждую весну Торин то сердился, то маялся, каждую осень – норовил приложиться к хмельному сильнее необходимого, и тогда с Дня Дурина до самого Зимнего Солнца к нему лучше было не соваться. Матушка Дис все опасалась, что драконья болезнь может вернуться, если вместо успокаивающих отваров ее брат надумает заливаться чем другим… Но безумие не возвращалось. Оставалась одна лишь тоска. Что там поют и рассказывают про эльфийское однолюбство? Великий эльфийский однолюб, снова гостивший в Эреборе, однозначно любил все, что носило лифчик и было совершеннолетним, но еще не теряло зубов и волос от старости… А дядька все никак не мог забыть полурослика и от своей тоски только сильнее волком смотрел на окружающих. Даже на матушку Дис попытался цыкнуть, когда она мудро заявила:
- Сам бы ты женился, что ли… Детишек бы, а то пока от этих дождешься – состариться можно десять раз…
***
В ту зиму из Рохана привезли послы в качестве подарка вороного коня. То есть, говорили, мол, пони и специально для Торина выращен, но по факту – высоченный, что тот конь. Весь будто сажа и лохматый до безобразия. Вдобавок чуть не поубивавший половину всех, кто только вздумывал к нему сунуться.
Признаться, это был ни к чему не обязывающий презент, обмен любезностями – и не более того, а самому Торину не было дела, кто следит за конюшней. Злюка, оторванный от родной степи, буянил и разносил все, что только мог разнести, кусался и бил всех, кто только попадался ему, – неудивительно, что на роханский подарок постепенно ополчились все гномы, что ходили за пони. Торин за своими делами не собирался следить за каждой домашней скотиной и на просьбу отправить зверя куда подальше ответил согласием. А куда подальше – это вестимо куда, возить тележки со шлаком и рудой там, где не натянуты пока нормальные подъемные тросы…
Наивные гномы думали, что тяжелая работа и вполовину урезанная мера овса сделают подарка чуть покладистей, и никогда в жизни они так не ошибались. Казалось, конь покорился – казалось, казалось! – пока в один прекрасный день не разгромил все уже в шахте. Две тележки с рудой разметало о стены в мелкую щепу, а заодно – выбило еще и два десятка деревянных опор, все, что было деревянным или могло сломаться на пути – было безнадежно сломано. Роханец рвался на волю – и когда он выбежал на солнечный свет, всем, кто был тому свидетелями, показалось, что конь так и сиганет с галереи через край, и разобьется о камни уж точно свободным от своего горного рабства.
Торин на галерею попал случайно, он тоже торопился, и Фили отставал от него только на полшага, и мудрый Балин…
- Ну, прыгай! – дозволил Торин.
Подарок, полинявший, тощий и взъерошенный, притормозил так резко, что мотавшийся обломок оглобли только и свистнул в воздухе.
- И чего? Или туда, или туда. А лучше - стоять, дурак!
Что удивительно, конь послушался. Зубами в сторону Торина лязгнул предупредительно, но подойти позволил.
- Что, разрушил, что мог, драконья порода, и улететь решил?
Гномы уже бежали сюда, но почтительно притормаживали в паре шагов.
- Не нравится в шахте, резвый слишком?
Резвый снова заложил уши и оскалился, но подпустил совсем близко. Только храпел, и этот звук был скорее похож на негромкое рычание.
- Не нравлюсь? Ну и ты…
Лязг зубов – и половина рукава осталась в зубах.
- Ну и ты, как в анекдоте, да и вы, лекарь, не красавец…
- Никакого сладу с ним, узбад. Аккуратнее, искалечит! Одни беды от этого резвого, целый уровень разнес…
- Это кто еще и кого искалечит. Поди-ка…
Силы у Торина были совсем прежними, и хватка даже не стальная, а каменная, и подарок это, видно, чутьем каким-то своим понял – и верхом забраться позволил, хоть и уши заложил и ноги задние подобрал, будто собрался скинуть.
- Резвый, говоришь?
- Как ураган.
- Ну, пусть покормят, что ли, нормально, а то все обручи уже наружу… Посмотрим, на что еще способен этот Резвый…
Эта зима отличалась от прочих тем, что Торин чаще, чем за кружку, брался за арфу. Что чаще, чем в том была необходимость, уезжал далеко за пределы горы, и, хотя Резвый и вел себя почти как прежде, почти ни разу не попытался выбросить своего всадника – а когда Торин возвращался, то был еще сильнее обычного молчалив, но молчалив по-хорошему. И в такие вечера он снова брался за арфу, и был, кажется, явно не здесь.
Что-то должно было произойти, что-то готовилось – наверно, неспроста и матушка Дис, периодичски забрасывая ткацкий станок, взялась за шитье: новый теплый плащ, подбитый мехом, штаны, куртка… Да все мастерицы Эребора передрались бы за честь вышить королевские рубашки, но только самые искусные сравнились бы с Дис. Тауриэль твердила, что не видела подобной красоты у эльфов, а на что у них попадаются умельцы и умелицы.
- Да кто угодно сумеет, если захочет! – смущалась похвалы Дис. – Просто ведь куда приятнее носить то, что сделано с добрым пожеланием и с нужным словом преподнесено, чем просто купленное...
Знала она что-то или догадывалась, но точно в дорогу собирала. Должно быть, оттого и Фили ходил непривычно мрачным, ведь Торин прямым текстом запретил ему кроме как с официальным визитом отлучаться к людям.
Ну, тут, конечно, роль сыграло еще и как раз приключившееся с Фили триумфальное бегство. Дядька поутру в столовой зале застал ту еще картину маслом по сыру: Фили и его остроухий приятель оба с вынутыми с ледника замороженными куриными ляжками, один – на макушке, второй – у глаза. Мельник, явившийся к обеду, не убрался, пока не вытребовал денежной компенсации за попытку поругания чести дочек.
- ...и, говорите, с дубиной накинулся? – смеялся потом узбад. Но в город и его окрестности таскаться запретил:
- Чтоб, пока меня не будет, все без этого блудилова!
- А как же?..
- Не терпится – женю! Чтоб ходить далеко не приходилось!
«Что значит – пока не будет?»
А то и, собственно, значило. В один из весенних дней, когда дороги обтаяли и высохли, Король-Под-Горой вместо королевского плаща оделся в дорожный, и уехал прочь, пообещав вернуться к осени.

Дальше от 06.01.15

***
Дядин наказ не шататься по женщинам Фили честно выполнил.
Вернее, сил на неисполнение наказа практически не осталось: это только дураку покажется, что король сидит себе на троне и знай царствует! Сейчас же словно события шестилетней давности повторялись: Фили и Балин в качестве советника тут за главных, только дел в разы прибавилось и сейчас Кили никто не позволил отлынивать. Казалось, в дурноватых гномьих головах мозги опухали от рун и цифр – свитки, свитки, свитки, книги, снова свитки… Как Торин умудрялся говорить, не сочинив свою речь заранее? Как умудрялся держать в уме все приходы-расходы?
Словом, косвенно и заочно, но очередное лето дядя ох и подпортил. И не погулять вдосталь, и не уехать далеко и надолго: да Кили по Горе за день успевал так набегаться, что в дни отдыха предпочитал поспать и полениться. Разве что на берег озера доехать и проспать и пролениться там. Только совесть вела себя как-то особенно грызуче, когда думал, что благополучно слил на Тауриэль все, что вообще связано с оружейными, да и все наружние караулы рыжая давно тянула наравне с Двалином… А в итоге, добираясь вместе до кровати, Кили и Тауриэль занимались в первую очередь отчаянным и безудержным сном – и да, наверстывать упущенное приходилось днем. Торопливо и втихушку, будто только-только дорвавшимся друг до друга подросткам. Пару раз они чуть не спалились перед Фили.
- Может, и вправду жениться? – вздыхал тот, видя, как брат и невестка торопливо шнуруют обратно куртки и штаны, словно пойманные строгим отцом влюбленные раззвездяи. И краснеют еще при этом, а что на весь коридор орали вот только что, там то ж чего глаз не видит – о том вроде и сердце не болит.
Даже остроухий шатался какой-то пришибленный, тоскуя по веселым денечкам и даже мечтая об скором возвращении Короля-Под-Горой… Ну, пришиб-то его, наверно, не иначе опять мельник, а вот блудить и шкодить без компании оказалось совсем не так весело.
Об скором возвращении Торина мечтать и не приходилось. Несколько раз он исправно присылал ворона, оповещая, куда успел благополучно добраться, но после «Я в Шире» уже оставалось только, что гадать, что-как-когда…

- Проорутся друг на друга – глядишь, что-то и решат, и хорошо, что никто из нас под горячую руку не попадется!
- И быстренько обратно! А то лето идет, а свежих сеновалов еще не опробовал, а?
- Тролль ты, Кили!
Изредка Тауриэль вспоминала, что замужество – это не только законное право на общую спальню и таскание трубочного зелья, но и какие-то женские обязанности. Правда, все попытки быть рачительной хозяйкой ограничивались тем, чтоб, Эру с ним, после мыльни принести пива на всю компанию. Мимоходом прижималась – теплая под своей намотанной простыней – и целовала Кили в кудрявящуюся мокрую макушку:
- Тролль ты…
Хотя троллями порядочными они точно были оба, шушукаясь и быстренько потом вместе сматываясь, оставляя прочих скорбеть о вольных денечках и прелестях обделенных ныне вниманием чужих жен и дочерей.
Снова дядя отписался только к осени: «Мы возвращаемся»
***
Матушка Дис, конечно, не знала всей правды о том, что это в действительности было за «мы» такое, и за дело взялась с таким жаром, будто дорогие гости уже были на пороге. Все самое лучшее должно было в этот раз встречать полурослика в Эреборе, коль скоро он помирился с Торином и даже решил прибыть в гости к другу!
Роскошные покои вместо обжитых драконом закоулков. С окнами, разумеется, с красивой мебелью – гномы ведь не только искусные кузнецы, но и встречаются среди них отличные резчики по дереву, а что делается гномом, то, известно, делается на века. Фили на такое только хмыкнул и вроде закашлялся при виде здоровенной кровати:
- Навряд ли она хоббиту сильно пригодится!..
Потому что наверняка Бильбо и Торин, поорут-поорут друг на друга, потом помирятся-помирятся и домирятся до нырка в одну койку. Оба они упертые, как два козлотура на мосту, но если уж не убили друг друга и едут куда-то вместе, то наверняка дядя Торин своего полурослика дожмет до того, чтоб ехать еще веселее… Помнится, они даже в Лихолесье в эльфийских темницах времени не теряли, если судить по тщательно приглушаемым звукам. Кили сам тоже попытался спрятать смех, но матушка все услышала и рассердилась:
- Мы – не какие-нибудь люди или остроухие, чтоб пренебрегать законами гостеприимства! Для друга Торина все должно быть самое лучшее! Даже если он всего-то приехать собирается туда и обратно!
Самая лучшая еда: ведь известно, что хоббиты – большие любители вкусно и плотно потрапезничать раз шесть или семь на дню. Матушка Дис лично инспектировала кухню, ледники и кладовые, и сама жаждала приложить руку к праздничному пиру по прибытии любимого брата и его друга. А чтоб редко готовленные прежде яства удались в совершенстве, практиковалась на окружающих. Была у нее такая слабость, особенно после плохого времени – чтоб всем вокруг никогда не было голодно.
- Четыре вида рыбы, матушка, за что! То есть зачем?! – попробовал раз вякнуть Кили, после давнего путешествия на лодке Барда на всю оставшуюся жизнь почти что возненавидевший не то, что вкус, а даже вид и запах этих чешуйчатых тварей. Естественно, от матушки он получил отповедь, что быстро же разучился ценить полную тарелку и где-то растерял уважение к чужому труду, вон, эльфы только хвалят, а этот!.. Что делать, эльфы и в самом деле всю дорогу были охочи до рыбы, а за еду с матушкой было лучше не спорить. Матушка Дис почему-то всегда слегка теряла адекватность…
Дис сама соткала те ткани, что были изведены потом на предназначенную в подарок одежду. Искусство свое она тоже щедро растрачивала на окружающих, и даже король эльфов из Лихолесья… то есть, Зеленолесья, хоть раз в год да получал подарочки. Правда, сам не оставался в долгу, то вот прислал шелковый шарф, весь тонкий и расписанный бабочками так, что будто и соткан полностью из бабочкиных крыльев. Это если не приглядываться, потому что, если приглядеться, становилось понятно: тела у бабочек абсолютно человеческие. И эти крошечные человечки с бабочкиными крыльями то по двое, а то и по трое переплелись друг с другом в позах, срисованных прямиком с «Трактата о телесных наслаждениях»…
А каким чудесным шитьем Дис все украсила! Она с вышивкой вообще управлялась быстро, даже с самой тяжелой, но тут просидела долго и саму себя превзошла. Сунувшуюся полюбоваться Тауриэль, чтоб почувствовала себя причастной, заставила перематывать нитки. Иголка в руках у матушки Дис просто порхала, а сама матушка, будто и не была занята чем-то особо тонким, размышляла, как было бы неплохо, если бы и здесь сделали красильню наподобие той, что была в Синих Горах, чтоб делать краски для ниток и холстов… Оторвавшись на секунду, проводила рукой по волосам сидящей у ее ног эльфийки:
- …Ольф каких только красок не мешал, вечно руки – будто радугу за хвост поймать пытался!.. А в ту зиму почти совсем заказов не было, вот и пошел наемничать. Говорил, мол, и мальчишке привезу игрушек, и тебя как куклу одену. Фили только и остался игрушкой, что его старый меч, а самой только и пришлось наряжаться – в черный платок. Из-за этого и Кили тогда не усидел положенного времени, слабеньким таким был, что даже не плакал почти…
Потом Дис будто встряхивалась и обрывала свои рассказы:
- Не дело ведь делаю!
Тауриэль даже вслух ахнуть не успевала, что неужели собирается весь уже вышитый край переделывать, а Дис отмахивалась:
- Не дело это, девочка, о плохом над работой говорить! Наворожить можно! – и или замолкала, или принималась петь. И чаще – что-то веселое: друг брата и сам как брат!
- Ох и сюрприз мать ждет… ох и сюрприз!
- Может, намекнуть, что, если прежний расклад сохранился, то могла бы уже и свадебные начинать петь?
Осталось совсем немного – как бы помягче втолковать все это матушке. Чтоб без ущерба для ее нервов и при этом остаться живыми и одним куском самим.
А под раздачу попал в итоге Двалин. Просто и без задней мысли брякнувший в ответ на все:
- Да какой он ему нахрен друг! Спали они вместе! А раз вместе сюда едут, значит, и теперь снова спят!
Дис была настоящей сестрой своему брату, и потому утренний вид подбитого сурового гнома никого не удивил. Сама же гномская принцесса была хмурой и решительной:
- Брат поступает как ему велит сердце, а я не стану ему перечить…
Наверняка она еще и проплакала полночи.
- И будет праздник, и никто не посмеет дурного слова сказать его… другу.
Потом перевела взор на Кили и Тауриэль:
- Значит, придется вам стараться не только за себя!
Фили не выдержал и заржал, но быстро утих и подавился собственным голосом под материнским оком:
- Надо будет написать Даину, чтоб привез свою старшую дочь.

Добавка от 10.01.15 Сорри, тут пока что еще всякое общее плюс Дис и тильбо...

***
***
Никто тогда не знал, что в действительности за сюрприз ждет жителей Эребора.
Возвращение узбада не было неожиданным, да и эльфы из Зеленолесья успели донести, кто именно едет по старому тракту: за отдельную плату остроухие ныне всегда были рады помочь с охраной от живущих в чаще многоногих тварей, буде такие еще попадутся, или по своим каналам передать весточку…
Дис сбивалась с ног, готовя все к праздничному пиру, все, что должно было быть прибрано, - было прибрано, а то, что должно было быть начищено – было начищено до зеркального блеска. Уезжал Король-Под-Горой чуть ли не тайно, но возвращаться должен был непременно при поднятых флагах и распахнутых воротах!
Привезший вести Леголас, кстати, и не думал убираться восвояси. Наверняка от Фили был в курсе всей истории (а может, и с самого начала знал, что тут к чему) вот и решил полюбоваться на шибко обрадованные гномьи лица. Или же сразу после пира сманить Фили отрываться после вынужденного целибата. Или в лишний раз этим двоим напомнить, мол, стараться придется не только за себя – а потом побыстрее исчезнуть, чтоб по дружески не огрести…
Так или иначе, но узбада и его друга встречали толпой и с полагающимися почестями, и вернувшийся Король-Под-Горой даже в покрытой пылью странствий простой одежде выглядел настоящим королем, когда въезжал в город-гору на своем огромном Резвом. А хоббит… а хоббит выглядел хоббитом – и все тут! Только краснел под любопытными взорами, до самого носа замотанный в теплый плащ, правда, и оглядываться восторженно не забывал: ведь он еще не видел Эребор во всем его блеске! Торин, казалось, просто лучился гордостью и довольством - как будто только что раздобыл свой собственный личный Аркенстон. И принцесса Дис, видя такое, радостно и искренне улыбалась в ответ, и принцы Кили и Фили… И потому никто сразу не обратил внимания на то, что сюда вернулись не двое путников, а трое.
Третий примостился на седле перед Торином, увернутый в гномий плащ вовсе почти с головой, и оглядывался вокруг с не меньшим любопытством, чем взрослый полурослик. И, видно, важной же он был персоной, раз не только ехал на одном пони с Королем-Под-Горой, да и снят с седла был Торином собственноручно. Правда, сам маленький полурослик не слишком-то собственной значимостью упивался, смутившись и спрятав лицо в ториновом теплом воротнике – но Торин и не думал спускать его с рук, приветствуя собственный народ.
А народ, кстати, в большинстве своем умилялся. Гномки так точно умилялись; и принцесса Дис только горько вздохнула:
- Дурак ты, Торин, король, а такой дурак…
Но подошла, и поздоровалась с королем и его… кх… другом… как можно приветливее – и осеклась на полуслове, когда черноволосый и кудрявый, точно детеныш тонкорунного тура, ребенок поднял лицо и глянул на Дис абсолютно сапфировыми глазами Торина.
Приветствие в итоге вышло скомканным, но кто бы обратил внимание на то, когда самое время сесть и пировать!
- Ты когда успел? – злым шепотом поинтересовалась Дис. – А какого назгула мне ничего не сказал? И где, скажи на милость, его мать?
- Я не знал! – так же шепотом отмахнулся Торин в ответ на все претензии. – И вообще, это хо…
- Торин, а куда папочка ушел? – поинтересовался ребенок.
Ну конечно, эти двое охламонов, Фили и Кили, уже шустро сманили полурослика. Наверняка показать комнаты – и наверняка не упустят повода пожелать полурослику воспользоваться спальней поскорее и по назначению, поганцы.
- Переодеться к праздничному ужину. Да и тебе, наверно… сейчас, попрошу кого-нибудь принести твои вещи из сумки! И умыться.
- Я чистый! Я еще позавчера у эльфов мылся и зубы чистил!
Матушку Дис пробило смехом:
- Ну точно Кили маленький! Поймаешь его, чтоб в мыльню загнать, а он орет на всю улицу, что на той неделе в пруду купался и еще не успел испачкаться!
С этими словами она мягко, но решительно отобрала ребенка у Торина:
- Ты что, тоже вроде как позавчера мылся, а? Вот и ступай, и по-быстрому за стол! Если жаркое перестоит, я тебе лично его за шиворот спущу… Иди сюда, детка. Можешь звать меня тетя Дис. Можешь не умываться, если не хочешь, но, знаешь, там как раз в ванных вроде лежало такое забавное мыло, из которого огромные радужные пузыри получается выдувать прямо с рук! Хотя его, может, уже успели извести…
- А жаркое за шиворот не спустишь?
- Это я пошутила на самом деле.
- А Торин мне один раз тарелку с наперченной кашей прямо на башку надел!
- Ах он… Идем, малыш, научу выдувать пузыри с рук. А потом будем ужинать!
- Тетенька Дис… а можно спросить?
- Что угодно!
В синих глазах ребенка будто застыла вся скорбь неприкаянного гномьего народа.
- Тетенька Дис, а папочке тоже за шиворот ничего, да?.. И это… а туалет тут где?
***
Ребенок, без сомнения, был хоббитом. Самым настоящим: с мягкой шерсткой на своих маленьких лапках, бесшумный, как кошка. И да, близкое родство с Бильбо не подлежало сомнению – но с Торином родство наверняка было еще ближе!
- Как зовут тебя, детка?
- Фродо.
Имя Дис понравилось. Не гномское, конечно, ни разу, но такое по хорошему раскатисто звучащее!
- А где твоя мама?
- Ее нет, - без подобающей печали ответил малыш. – У меня есть только папочка. И теперь еще Торин, хотя он иногда дерется. А ты драться не будешь? А раз я уже руки помыл, можно мне вечером всему не мыться?
Дис тем временем уже вовсю прикидывала, сколько у нее лежит оставшихся тканей, чтоб сшить маленький наряд и что надо будет поговорить с Бомбуром, ведь игрушек после Фили и Кили совсем не сохранилось – а сохранились бы, так все равно затерялись бы при отъезде из Синих гор, кто ж знал!
Фили и Кили, конечно, были теми еще троллями, но доля правды все-таки здесь была: Король-Под-Горой и его хоббит, сидевшие рядом за праздничным столом, выглядели ну чисто новобрачными, и хорошо еще, что остальной народ еще не просек это в полной мере. И так уже надомысливали наверняка всякого, а уж как бы дело пошло, если бы поняли, что Торин сидит за столом счастливый, как тот же новобрачный… Но для счастья повод был еще отдельный.
Повод этот, между тем, уже успел познакомиться с кузенами. Для начала – принялся визжать при виде перекошенного лица и пустого глаза Фили, и за стол в итоге согласился идти только «Подальше от страшного брата!» Может, там было и не «страшного», а «старшего», но Кили, тролленыш, озвучил именно так. Малыш сумел польстить Кили, заявив:
- Жалко, что ты с нами в Шире не жил, братик, потому что ты такой сильный и отлупил бы Тими, а то я дерусь-дерусь, а толку никакого, все равно дразнится! Потому что у всех старшие за младших заступаются, а за меня совсем некому, а ты, наверно, такой сильный, тебя бы все боялись!
Подумал-подумал – и забрался к кузену на колени, потихоньку отползая от тарелки с полезными тушеными овощами и курицей и поближе к блюду с жареными бараньими ребрышками:
-Торин говорит, чтоб вырасти и всем напинать, надо есть как следует…
Улыбнулся Тауриэль:
- А ты - Тау, я знаю, Торин говорил, у тебя на троих одни мозги!
Как раз в этот момент наступила относительная тишина, и потому за этим хотя бы столом изысканный комплимент услышали все. И потому еще какое-то время сидели с красными от спрятанного хохота лицами.
- Ты такая хорошенькая, а правда, что ты на лету можешь орку башку снести?
- Фродо! Сядь на место! – сердиться у хоббита получалось плохо, потому что сердиться и смеяться одновременно вообще плохо выходит. Торин-то вон уже и молчать не пытался, хохотал почти в голос.
- Я и тебя научу, малыш! – ласково пообещала эльфийка, совершенно растаяв от такой похвалы.
- Это здорово! А меня эльфы много чему учили, и петь, и разговаривать, а Май научил как говорить разные слова, которые вообще нельзя при эльфийках. И при мне тоже нельзя, но я на Майлили уронил с полки жбан с листьями огневки и его всего обсыпало! Он чесался и ругался, а я выучил! Хорошо, что огневка уже была старая и там только до половины хранилось… Я потом самые непонятные слова у Галы спросил, она мне ответила… Элан меня за такие слова шлепнула бы, но я же не вслух с тетей Галой говорил, она меня учила так…
- Фродо! Ты не мог бы и теперь… невслух?!
- А толку-то, если тут никто не услышит, даже эльфы!
- Уши-то не сильно острые отрастают пока? – спросил Король-Под-Горой. – Фродо, я все вижу, поставь кубок на место!
- Да нужна мне эта кислятина!
Длинные застолья гномы любили ничуть не меньше, чем хоббиты, и тот день, плавно перешедший в вечер, затянулся заполночь, и немало было разлито по кубкам тогда, и сам Торин, сын Траина, был изрядно хмельным – но, против своего позднеосеннего обыкновения, не хмурился еще сильнее, чем есть, а веселился. И арфа Короля-Под-Горой пела весенней птицей и пробудившимся ото льда водопадом… А вид задремавшего на руках у сурового и грозного короля хоббичьего ребенка умилил всех и заставил растаять даже сердца тех, кто уже успел дурным делом шепнуть, мол, не ждали, что безродного приблудка притащил в Эребор Торин Дубощит…

Мед, который поставили в этом году, удался, и по ногам шибал что по гномским, что по эльфийским, и потому до комнат они двое брели медленно и будто по волнам покачиваясь: туда-сюда…
- Ну дядька, ну хорош… на два фронта, значит, воевал!..
- Зато с чистой победой по обеим! Вон, светится!
- Где?
- Торин светится!
- Ага, а еще хоббита под столом за коленку лапал. Наверняка потихоньку уползли на прочность гостевую кровать проверять, а?
- Потому и светится!.. – назидательно заключила Тауриэль. – Ох, как лень завтра на стену ползти…